8 Наказанный народ Репрессии против российских немцев

шеыие их числа. Несомненно, определенная часть немецкого духовенства с неодобрением встретила приход большевиков, с недоверием отнеслась к деятельности советского правительства. Пик эмиграции немецких священнослужителей из России пришелся на 1918 г. Особенно значительной была эмиграция из тех областей, где шла гражданская война. Ее жертвами стали несколько немецких пасторов и патеров, убитых в ходе военных действий или подвергшихся репрессиям (их обвиняли в поддержке белого движения и контрреволюционных мятежей).

5 сентября 1918 г. советское руководство объявило о введении красного террора, придав ВЧК неограниченные полномочия и восстановив в стране с июня 1918 г. смертную казнь. Нелегко сложилась в эти годы судьба многих проповедников. Во время Чер-нодольского восстания алтайского крестьянства против Колчака пастор Штах, занесенный восставшими в список «смертников», бежал из захваченного крестьянами Славгорода в Семипалатинск. В 1919 г. близ Одессы махновцами был убит пастор колонии Грю-нау И.Гохлох, в 1918 г. в Перми расстрелян пастор Г.Блюменбах, в августе 1919 г. на Кавказе убит пастор С.Вухерер, в 1920 г. в Смоленске убит пастор Э.Буш.

Патер Г. Бератц, более известный под литературным псевдонимом фон Гебель, автор работы «Немецкие колонии на нижней Волге в период их возникновения и развития», был расстрелян по подозрению в причастности к крестьянскому восстанию 1921 г. в колониях Марксштадтского уезда. Выездная сессия ревтрибунала, вынесшая по селам уезда 286 смертных приговоров, приговорила патера, как одного из руководителей восстания, к расстрелу. Просьба Бератца о помиловании в кассационный трибунал при В ЦИК была удовлетворена, но местный ревтрибунал, не считаясь с постановлением верховной инстанции, привел приговор в исполнение. Патер К.Вейсенбургер в 1919 г. был приговорен к высшей мере наказания за причастность к крестьянскому восстанию в колонии Зельц на Украине и расстрелян вместе со 107 колонистами, после того как прочитал прихожанам последнюю предсмертную молитву.

Летом 1918 г. Ленин предписывал Пензенскому губисполкому подавить восстание крестьян и «Провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев. Сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города» . Указание Ленина послужило основой для проведения террора и в других районах страны. К каким потерям среди священнослужителей приводила гражданская война, свидетельствуют следующие данные: из 28 пасторов, несших службу на территории Украины и Юге страны (Одесская и Екатеринославская губернии, Крым и Дон),

201

захваченной армией Деникина, где находилось более 400 евангелических общин, объединенных в 48 приходов, в годы гражданской войны 11 пасторов эмигрировали, двое были убиты и И были вынуждены перейти в другие приходы. Во многих общинах в течение нескольких месяцев и даже лет не было священнослужителей.

Проводя борьбу с религией, советское правительство считало все эти меры вполне обоснованными и законными. В ответ на запрос римского кардинала П.Гаспарри от 12 марта 1919 г. Г.В.Чичерин передал Ватикану некоторые сведения об арестованных в СССР католиках. Отношения советского правительства с католической церковью осложнились после того, как эта информация была опубликована 2 апреля 1919 г. в римской газете «Оссервато-ре ромагю». Ватикан выступил с требованием прекратить гонения на священнослужителей, а Наркомат иностранных дел, по указанию Ленина, заявил об отсутствии религиозных гонений в России.

Параграф 3-й циркуляра Наркомата юстиции от 3 января 1919 г. разрешал аресты и обыски служителей культов, «уличенных в контрреволюционном заговоре», даже во время богослужения. В 1920 г. из-за преследований был вынужден оставить семью и уехать на Кавказ пастор И. Финдайзен из Поволжья, от ареста скрывался пастор Л.Шмидт из Царицына. В компрометации советской власти был обвинен патер с. Клименсталь Ф.Кун, который во время голода начала 1920-х гг. писал письма «контрреволюционного содержания» в благотворительные комитеты Германии с просьбой о помощи. Был сослан в Сибирь пастор А.Шульц из Ставрополя, в 1923 г. на Урал сослан пастор Г.Кох из Самары. Благодаря своевременному побегу удалось избежать такой участи патерам П.Майеру и П.Шенроку.

Уголовно наказуемы были различные действия священнослужителей. В Уголовном Кодексе РСФСР 1922 г. существовало восемь статей, касающихся нарушения правил об отделении церкви от государства (ст. 119-125, 227), которые предусматривали наказания вплоть до высшей меры за использование религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти и т.д. Советскими органами часто практиковались пожизненные высылки за пределы губерний, хотя циркуляр по отделению церкви от государства в декабре 1918 г. разъяснил, что «пересылка контрреволюционного духовенства из одной губернии в другую с точки зрения обезвреживания этих элементов не достигает цели, наделяя ими соседнюю губернию, с точки же зрения наказания ссылка, а тем более пожизненная, недопустима, ибо не соответствует революционному сознанию и не предусмотрена в числе наказаний ни одним декретом Советского правительства»2.

202

Изощряясь в применении к священнослужителям различных штрафов и наказаний, местные власти даже привлекали их к принудительным черновым работам, что противоречило постановлению правительства, которое не рекомендовало использовать духовенство «в виде особой кары... в очищении улиц, базарных площадей и др.» .

Репрессиям подвергались члены церковных советов, просто верующие и, конечно, рядовые церковные служащие. При определении статуса церковных служащих постановление постоянной комиссии по вопросам культов при Президиуме ВЦИК причислило кюстеров (церковных служащих низшей степени церковной иерархии в евангелическо-лютеранской и римско-католической церкви) к числу служащих религиозных культов, лишенных избирательных прав4.

Но, несомненно, больше всех репрессиям подвергалось высшее духовенство. Ленин еще в конце 1917 г. дал указание: «Всегда ставить в ответственность самых высоких лиц церкви, хорошо помня, что низшее духовенство и особенно паства являются орудием в их руках и часто совершенно неответственны за то, что делает высшее церковное управление и главари его» .

19 сентября 1919 г. в тюрьме в состоянии душевной болезни покончил жизнь самоубийством вице-президент и генеральный суперинтендент Московской консистории Пауль Виллигероде. (По другой версии он не совершал самоубийства, а умер в заключении после ареста.) К пяти годам и четырем месяцам тюремного заключения был приговорен в 1922 г. 60-летний пробст (старший пастор. - Ред.) Поволжских приходов Н.Гептнер. В 1924 г. он был амнистирован в связи с образованием АССР немцев Поволжья. Постановление ЦИК от 10 июля 1924 г. гласило: «В отношении заключенного Гептнера Нафанаила Эмильевича принять во внимание, что на суровость приговора Обревтриба в сравнении с фактически содеянным бывшим пробстом Гептнером значительно влияла политическая обстановка 1921/22 голодного года, когда необходимо было пасторам указать на их место в своих связях с представителями иностранной помощи, и что Гептнер в своем заявлении чистосердечно признал свою вину и объявил себя сторонником Советской власти, что должно быть целиком использовано в политическом отношении» . Однако уже в 1929 г. 67-летний пробст Н.Гептнер был вновь приговорен к 10 годам лишения свободы и сослан в лагерь на реке Лене, где умер в марте 1933 г.

В начале 1920-х гг. репрессиям подверглось руководство католической церкви. Архиепископ Могилевской епархии барон Эдуард фон Ропп был арестован в апреле 1919 г., но по просьбе Ватикана и цапского нунция Ратти в октябре 1919 г. его обменяли

203

на арестованного в Польше большевика. Католическая церковь после революции 1917 г. отказалась признать национализацию церковных зданий, имущества и отмену религиозного обучения. В то время как в 1921 г. проходила акция помощи Ватикана голодающим СССР, советская власть не принимала кардинальных репрессивных мер, однако после официального завершения этой акции был арестован ряд католических священнослужителей. Руководство Тираспольской католической епархии, находившейся в Саратове, было вынуждено управлять епархией из эмиграции.

В марте 1923 г. Коллегия Верховного суда СССР рассмотрела дело контрреволюционной организации 15 петроградских католических священников немецкого и польского происхождения, которую возглавляли епископ Цепляк и прелат Буткевич. Им в вину ставилось противодействие осуществлению декрета об отделении церкви от государства и декрета об изъятии церковных ценностей, а также призывы к выступлению против советской власти. Г.В.Зиновьев, выступивший на XII съезде РКП(б) в апреле 1923 г. с отчетом о политической деятельности, уделил большое внимание данному процессу: «Положение в Европе несколько заострилось против нас, в связи с небезызвестным вам судом над католическими попами. В связи с решением Верховного суда началась разнузданная антисоветская пропаганда за границей... Советское правительство дало должный отпор наглым попыткам империалистов вмешаться во внутренние дела страны... Сейчас происходит неслыханная свистопляска клеветы против нашей республики по случаю того, что мы позволили себе обезвредить шпионов, носивших поповскую рясу... Мы знаем из истории Парижской коммуны, что когда наши предшественники в интересах самообороны расстреляли пару попов, которые были шпионами версальцев, то в течение более 50 лет буржуазная пресса продолжает это помнить, злобствовать и клеветать на парижских коммунаров. Что касается Цепляка и Буткевича, то это дело не проживет 50 лет. Гораздо меньше времени пройдет и... [все] забудут об этом. (Как видите, Зиновьев здесь ошибался, прошло уже 65 лет, а мы обсуждаем эту тему. - О.Л.) У нас неприкосновенности для шпионов нет, это вам не Рур, это Советская Россия. Они должны знать, что у нас ...существует революционная власть, которая на нападение отвечает ударами... Не исключена возможность новой интервенции, но мы знаем, что если она будет, то из-за причин побольше, чем ряса господина Буткевича»7. Под давлением мировой общественности и Ватикана приговор о смертной казни двум католическим священнослужителям был заменен 10-летним заключением, однако Буткевич все же был расстрелян через пять дней

204

после вынесения приговора. Остальные 12 патеров были приговорены к различным срокам лишения свободы.

Пик репрессий по отношению к католическим и лютеранским пасторам приходится на конец 1920-х - 1930-е гг., когда борьба с религией в советской стране вступила в заключительную стадию. По городам и деревням прокатилась волна арестов священнослужителей, их высылок и этапирования в места заключения, где томились уже десятки проповедников всех конфессий. Только за 6 месяцев 1929 г. было арестовано восемь лютеранских пасторов.

К этому времени нарушения нрав священнослужителей в СССР были закреплены законодательно: духовенство лишалось избирательных прав, права быть членами профсоюзов и коммунистической партии, возможности получения пенсии, социального страхования и дополнительного заработка. В январе 1930 г. было издано распоряжение о выселении священнослужителей из всех национализированных помещений. В 1933 г. вышло специальное постановление ЦИК о привлечении служителей культа к обязательной поставке мяса, молока и картофеля государству. Секретное Постановление Президиума ВЦИК «О налоговом обложении настоящих и бывших служителей культа за 1930-1931 гг.» разрешало превышение налога на священнослужителей по сравнению с налогом на крестьян до 100%.

Обвинения против пасторов и патеров в СССР чаще всего фальсифицировались. Они обвинялись в антисоветской и контрреволюционной деятельности только за то, что исповедовали свои религиозные убеждения. По ст. 119 (использование религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти или возбуждения к сопротивлению ее законам и постановлениям) и ст. 121 (преподавание малолетним или несовершеннолетним религиозных вероучений) УК РСФСР 1922 г. были осуждены многие лютеранские и католические священнослужители в различных регионах страны. В районах «сплошной коллективизации» «наступление на кулачество», провозглашенное ноябрьским Пленумом ЦК ВКП(б) 1929 г., сопровождалось обвинениями духовенства в срыве кампании по хлебозаготовкам.

Крымский пробст Ф.Гершельманн был обвинен в несдаче излишков зерна государству, хотя у него вообще не было поля для посева. Для верности ему было предъявлено обвинение в разжигании антисемитизма, и Ф.Гершельманн был осужден к шести годам ссылки, отбывая которую, он умер. Еще более строгому наказанию - высшей мере - подвергся его сын - пастор в Нойзатце (Крым). Осужденный вместе с отцом, по тем же статьям, он был впоследствии помилован и сослан на 10 лет на Соловки. «Контрреволюционную фашистскую группировку», разоблачен

205

ную в 1934 г. в Сибири, возглавлял лютеранский кюстер Курц, который, «поддерживая связь с германским консульством, под прикрытием получения гитлеровской помощи, проводил работу по разложению колхозов».

В декабре 1929 г. почти все ленинградские пасторы были арестованы и сосланы в Соловецкий лагерь особого назначения на Белом море. Например, К.Мусс и Г.Ганзен были арестованы по обвинению в религиозном обучении подростков, кроме того, К.Муссу припомнили его участие в благотворительной деятельности Американской Ассоциации Помощи (АРА) во время голода начала 1920-х гг., а Г.Ганзену поставили в вину отказ подписать приветствие Советскому правительству на I Генеральном Синоде церкви в 1924 г.

В антисоветской деятельности были обвинены расстрелянный в 1930 г. после годичного заключения пастор Г.Швальбе и погибший в ссылке в 1929 г. екатериненштадтский пастор А.Клюк. На строительство Беломорканала отправлен одесский пастор А.Кох, оренбургский пастор Г.Кох после ареста в 1929 г. сослан на семь лет. После ареста в 1929 г. и освобождения без права работать проповедниками, оставили службу пастор Г.Штеррле и пробст Ф.Ваккер, осужденный на три года ссылки .

Нарушение права на свободное вероисповедание явилось одной из основных причин массовой эмиграции немцев в начале 1930-х гг. из Западной Сибири и Алтайского края в Германию и США. Поэтому ОГПУ обвиняло проповедников в руководстве эмиграционным движением. Омский пастор Мерц был арестован в 1930 г. за связь с эмигрантскими организациями Канады и Америки и осужден к 10 годам исправительных работ.

Декан Тираспольской католической епархии, последний патер саратовского кафедрального собора св. Климентия А. Баумтрог был арестован в 1930 г. по обвинению в шпионаже и получении денежных средств из-за границы (в 1928 г. он действительно получил через немецкое посольство 2100 немецких марок для поволжских католических священнослужителей). В октябре 1931 г. на судебном процессе в Москве А.Баумтрог был приговорен вместе с девятью другими католическими патерами к десяти годам лагерей с конфискацией имущества и отправлен в лагерь на Соловки, где и умер.

Религиозные гонения в СССР вызвали в 1930 г. протесты всего прогрессивного человечества и десятков церковных организаций. С протестом выступили генеральный суперинтендент евангелической церкви Германии, глава православной церкви в эмиграции митрополит Антоний, Женевская и Стокгольмская церковная конференции,  архиепископ англиканской церкви, организация

206

Лютерринг и евангелический Генеральный Синод в Германии, центральный комитет мюнхенских католиков и др. Советские органы особенно возмутило письмо Папы Римского Пия XI генеральному викарию Рима, кардиналу Базилио Пампили, опубликованное 9 февраля 1930 г. в «Оссерваторе Романо». Советское правительство не хотело признавать факт религиозных преследований в стране и расценило папское послание как грубую клевету и вмешательство во внутренние дела страны. В начале февраля 1930 г. председатель СНК СССР В.Н.Рыков официально опроверг наличие религиозных преследований в России. Ряд религиозных деятелей под давлением советских органов и от страха перед репрессиями были вынуждены сделать то же самое. Так, 20 марта 1930 г. администратор Минской епархии католический патер Авог-лу обвинил Папу Римского во враждебности по отношении к советскому государству, объявив гонения на католическую церковь в СССР выдумкой.

Министерство иностранных дел Германии в 1920-1930-е гг. внимательно наблюдало за положением в СССР священнослужителей традиционных немецких религий - евангелическо-лютеран-ской и католической. В 1931 г. министерство иностранных дел Германии обратилось к СССР с требованием предоставить данные обо всех арестованных и находящихся в лагерях и тюрьмах священнослужителях немецкого происхождения. В этом же году нарком иностранных дел СССР М.М.Литвинов передал немецкой стороне список на 65 священнослужителей - евангелическо-люте-ранских пасторов (32) и католических патеров (33), арестованных и находившихся в заключении в СССР с указанием места их ссылки. Сотрудник немецкого посольства фон Диркзен встретился в апреле 1931 г. с Литвиновым для переговоров но поводу участи арестованного духовенства. По воспоминаниям немецкого посла, сам Литвинов был очень удивлен большим числом арестованных священнослужителей и пообещал оказать влияние на ГПУ для облегчения их участи.

Список Литвинова был сверен с уже имевшимися у немецкой стороны сведениями и дополнен еще 25 фамилиями лютеранских пасторов и семью фамилиями католических патеров. Органы О ГПУ либо не хотели разглашать секретную информацию, либо не имели точных данных. На начало 1931 г. в советских тюрьмах содержалось около 100 немецких священнослужителей, не считая тех, которые уже были выпущены из мест заключения или приговорены к высшей мере наказания. По сведениям кардинала Бертрама, президента епископской конференции Фульды, девять католических священнослужителей-немцев уже были расстреляны, не считая патеров польского происхождения. Осенью 1931  г.

207

МИД Германии составил список патеров, находившихся на Соловецких островах, таких на тот период насчитывалось 32 человека. МИД Германии не только обладал более полными данными об арестованных в России священнослужителях, но и совершенно точно знал адреса всех исправительно-трудовых лагерей в Сибири и даже номера бараков, где содержались пасторы, так как священнослужители регулярно получали из Германии посылки с продуктами и одеждой. Только в конце 1931 г. 27 пасторов и 29 патеров получили посылки с продуктами, мылом, одеждой. Посылки для шести католических патеров вернулись обратно и содержали приписки, что патеры не могут их получить и просили больше пакетов не посылать.

С начала 1930-х гг. значительную роль в осуждении священнослужителей играли обвинения в измене Родине (в 1934 г. вышел специальный Закон об измене Родине), шпионаже и диверсиях. В ноябре 1934 г. в Омске выездной сессией Спецколлегии Западно-Сибирского краевого суда был приговорен к расстрелу пастор Лорер, который якобы в одной из своих проповедей говорил о лжепророках, которые ведут людей по неверному пути, после чего И прихожан вышли из колхоза. Кроме того, Лорер был обвинен в приверженности к германскому фашизму, в объединении вокруг себя группы лиц, враждебно настроенных к советской власти. Когда в начале 1930-х гг. ряд районов страны (Украина, Северный Кавказ, Казахстан, Поволжье) поразил очередной голод, пасторы были обвинены в распространении адресов «фашистских благотворительных организаций», оказывавших материальную помощь. По такому обвинению были осуждены в 1933 г. пастор С.Клюдт (Харьков), председатель лютеранской общины Днепропетровска И.Янцен и другие.

С 1930 г. МИД Германии, внимательно следивший за положением церкви в стране, очень часто получал телеграммы с подробными сообщениями о новых арестах и осуждениях духовенства: 26 июня 1930 г. пастор Кох (Одесса) осужден к пяти годам ссылки, 10 февраля 1931 г. пробст Ваккер (Поволжье) сослан на три года в Восточную Сибирь, 28 февраля 1931 г. пастор Фелль (Грюнау) с 17 октября до 14 января находился в заключении в Сталино (похоже, ГПУ еще искало повод для его осуждения). 31 марта 1931 г. последовали новые аресты лютеранских пасторов Поволжья - Гарфф, Вагнер, Пфайффер, Айххорн, Эрбес, Гюнтер, Триннель. 5 мая 1931 г. пасторы Венцель (Еленендорф) и Ройш (Анненфельд) переведены в тюрьму ГПУ в Баку; июнь 1931 г. пастор Штайнванд ослеп в тюрьме ГПУ в Ростове, но тем не менее сослан в Сибирь; 14 августа 1931 г. пастор Гейне (Катари-иенфельд) обвинен в создании «сети антисоветской агитации»,

208

вместе с ним пастор Ган и все кюстеры Грузии вовлечены в следственный процесс; обериастор Майер (Тифлис) подписал на допросе признание в недружелюбных высказываниях в адрес советской власти во время проповеди; 29 ноября 1933 г. патер Шиндлер арестован в Мариенфельде за получение помощи из Германии; 13 декабря 1933 г. арестованы католические священнослужители Шуберт (Одесса) и Гатценбюлер (Айхвальд), причина ареста неизвестна; 21 декабря 1933 г. католический натер Или (Одесская обл.) арестован по обвинению в связях с украинским антисоветским движением9.

Печальных биографий священнослужителей немало. Пастор Швальбе был расстрелян в Смоленске 30 сентября 1930 г., пастор Кауфманн расстрелян осенью 1930 г. на Северном Кавказе. Пастор Ф.Гершельманн убит в 1932 г. в лагере на лесоповале. Ряд немецких газет «Kölnische Zeitung», «Das evangelische Deutschland», французская «News Bureau» и американская «News Bulletin» поместили статьи с расследованием этого случая под заголовками «Странная смерть» и «Лагерь смерти». Вообще, в 1932 г. только в Германии около десяти немецких газет опубликовали статьи с такими названиями, как: «В аду Советов. 30 евангелических проповедников осуждены из-за веры в Бога», «Пытки немецких пасторов в России» и т. д.

В 1932 г. некоторые представители лютеранской церкви СССР были вовлечены в уголовный процесс, по приговору которого 20 человек были приговорены к смертной казни (из них 11 были впоследствии помилованы), 18 человек приговорены к 10 годам лишения свободы и 24 к меньшим срокам заключения. По делу проходили глава Петербургской консистории епископ А. Мальм-грен и его зять Берендтс, пастор прихода св. Петра. Суть дела заключалась в следующем: руководство Мурманской железной дороги незаконно продавало ворованные дрова для отопления. В числе покупателей был и пастор Берендтс, приобретавший дрова для церкви и познакомивший с расхитителями «социалистического имущества» епископа Мальмгрена, купившего дрова для семинарии.

По ходатайству тайного советника Криге и полпреда СССР в Германии Л.М.Хинчука епископ Мальмгрен не был привлечен к процессу. А пастор Берендтс был приговорен «в соответствии со строгой революционной законностью» к трем годам исправительно-трудовых работ в лагере с конфискацией имущества. После подачи кассационной жалобы, в которой пастор указал, что он не знал о том, что дрова краденные, Ленинградский суд вынес решение, что его имущество конфисковано не будет, но сам Берендтс был выселен из Ленинграда в Ташкент, где работал пас

209

тором до 1937 г., пока вновь не был арестован вместе с женой Хедвиг - дочерью епископа Мальмгрена.

Враждебность по отношению к религии и духовенству, массовые закрытия церквей по всей стране привели к тому, что в январе 1934 г. председатель общесоюзной комиссии по вопросам культов П.Г.Смидович в записке в Президиум ЦИК СССР отметил «ненормальность» сложившегося в стране положения. Выход из этой ситуации он видел в создании нового органа союзного значения, отвечавшего бы за религиозную политику.

Напряженные отношения между двумя странами привели к тому, что все большее число верующих и пасторов обвинялось в создании фашистских группировок. Секретное сообщение немецкого посольства от 6 июля 1934 г. указывало на то, что в ряде случаев ГПУ заставляло давать такие показания с помощью шантажа и применения силы. Хотя посольству о таких группировках ничего известно не было, ГПУ на допросах настаивало на том, что немецкое посольство пыталось создать в СССР национал-социалистские группировки10.

В 1934 г. руководство немецкими церквами понесло значительные потери. В этом году в стране было арестовано и осуждено 15 лютеранских пасторов, среди них пробст Бирт - значительная фигура в лютеранской церкви СССР; его обвинили во враждебном отношении к советской власти и шпионаже в пользу Германии и приговорили к 10 годам лагерей. В католической церкви Поволжья в этом году осталось служить всего четыре патера. В 1936 г. в СССР оставалось И лютеранских пасторов и 50 католических патеров. В 1937 г. не было уже ни одного лютеранского пастора и проповедовали лишь десять католических патеров, которые в следующем году были арестованы и осуждены.

Последние лютеранские пасторы в стране Пауль и Бруно Рай-херт (Ленинград) были арестованы осенью 1937 г. П.Райхерт обвинялся в шпионаже и контрреволюционной деятельности, выражавшейся в том, что еще в 1934 г. он был завербован германским консулом в Ленинграде Зоммером и сотрудником консульства Бух-гольцем с целью создания нелегальной национал-социалистской группы, существовавшей якобы при лютеранской церкви. Несмотря на то что обвинение было сфальсифицировано, 26 декабря 1937 г. по постановлению комиссии НКВД П.Райхерт был приговорен к высшей мере наказания, а уже 3 января 1938 г. расстрелян.

Всего за 20 лет советской власти из 350 лютеранских пасторов в СССР были репрессированы около 130 человек, из них более 90 отбыли длительные сроки заключения в лагерях, 22 умерли в заключении, 15 были расстреляны органами ГПУ, четверо пропали без вести. Более 100 эмигрировали из страны. Только 30 человек

210

умерли своей смертью в первые годы советской «власти, избежав ужаса арестов и пыток. По различным причинам: вследствие ареста, запрещения властей или по собственному желанию, должности пасторов оставили примерно 20 человек11. Вполне возможно, что при наличии более подробных данных эти цифры бы значительно возросли, но примерно о 80 пасторах у автора нет практически никаких сведений. Привести точные данные по католикам гораздо сложнее, так как большинство из них были поляками.

Примечания:

1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т.50. С. 143-144.

2 Коммунистическая партия и советское правительство о религии и церкви: Сб. М., 1961. С.48.

3 Там же. С.61.

4 Государственный архив Российской Федерации. Ф.5263. Оп.1. Д.1.Л.22.

5 Бонч-Бруевич В.Д. Роль духовенства в первые дни Октября // Воспоминания о В.И.Ленине. М., 1965. С.185.

6 Центр документации новейшей истории Саратовской области. Ф.1. Оп.1. Д.681. Л.41.

7 XII съезд РКП(6): Стеногр. отчет, 17-25 апр. 1923 г. М., 1968. С.17-18.

8 Лиценбергер O.A. Евангелическо-лютеранская церковь и советское государство (1917-1938): Дис. ... канд. ист. наук. Саратов, 1997.

9 Politisches Archiv des Auswaertigen Amtes (PAdAA). Bonn; Kult. Pol. VI A, R 61981.

10 Ibid.

11 Лиценбергер O.A. Указ. соч. С.215-216.

Е.Эйхелъберг, Тюмень

Преследование по религиозным причинам немцев Тюменской области

Важнейшим направлением репрессивной политики советского режима по отношению к российским немцам в послевоенный период стала борьба с их религиозностью. Религия российских немцев не случайно была выбрана в качестве объекта преследований - в ней сосредоточилась основа их этнической культуры. Репрессии в этот период не были столь явно нацелены на уничтожение немецкой национальной группы, как в 1940-е гг., но они продолжались в более скрытой форме и были направлены на насильственную ассимиляцию. Их проведение в Тюменской области было типичным для послевоенного советского государства.

Немцы оказывали стихийное и сознательное сопротивление тоталитарному режиму. Многие ушли в религию. Несмотря на запреты,  организовывали  религиозные  собрания,  на которых

211

обсуждали и свою тяжелую жизнь. Например, мой дедушка -Я.Я.Эйхельберг, живший в то время на севере Пермской области, вместе с другими немцами проводил такие собрания на квартирах. Он не получил специального образования, но был с его четырьмя классами немецкой школы самым грамотным. Нередко на собраниях встречались представители разных вероисповеданий, чего раньше не могло быть. Вместе с дедушкой-лютеранином жила и участвовала в общих собраниях его жена - Е.К.Гиберт, которая тем не менее не переставала относить себя к меннонитам.

Религия была той духовной опорой, которая помогла многим немцам пережить депортацию, трудармию, сиецпоселения. Немецкое население отличалось особой религиозностью и в послевоенное время. Несмотря на репрессии против немецких священников, отсутствие помещений, религиозных книг, немцы стали «одним из самых религиозных народов СССР. ...Без священников, без проповедников, в углу бараков и в землянках они читали друг другу шепотом то, что помнили. Богослужения проходили в очень узком кругу, часто в рамках одной семьи»1. Среди 28-тысячного немецкого населения в Тюменской области насчитывалось несколько тысяч верующих.

В середине 1950-х гг. тоталитарный режим взял курс на насильственную ассимиляцию немецкой национальной группы и подавление ее этнической культуры. В этих условиях массовая религиозность немцев считалась существенным препятствием на пути их вхождения в советский народ, и потому была достаточным основанием для репрессий против них. Основным объектом преследований, как и в 1920-1930-е гг., стали немецкие проповедники, а проводниками - коменданты, принуждавшие немцев к лжесвидетельствованию.

Так, лютеране из поселка Винзили рассказывали о том, как комендант заставлял прихожан говорить про своего проповедника, что он якобы призывал молиться за то, что Германия поможет им. Отказать коменданту в начале 1950-х гг. было очень тяжело. Верующих заставляли не только доносить на проповедника, но и вызывали на очную ставку, чтобы подтвердить эту неправду. У всех перед глазами маячили прошедшие репрессии и страх каторги. Для многих это было тяжелым испытанием. И не все смогли его пройти - двое все же не совладали со страхом и указали на своего проповедника, после чего его судили. В 1952 г. в областном центре прошел судебный процесс над лютеранскими проповедниками, и им дали срок.

До 1947 г., как сообщают документы КГБ, верующие немцы отправляли свои религиозные обряды в узком кругу и сильно не беспокоили советский режим. В 1947 г. стали возвращаться

212

из лагерей наряду с трудармейцами и проповедники. С этого времени жизнь верующих стала объектом пристального внимания КГБ и партийных органов. Все это документально отражено в архивах. Обратимся к сухим докладам, напоминающим скорее боевые сводки.

Они сообщали, в частности, что в Исетский район к своим родственникам, высланным из Аркадакского района Саратовской области, «прибыли активные меннониты Паульс Дмитрий Дмитриевич, Фрезе Иван Яковлевич и Фрезе Яков Яковлевич, после чего деятельность сектантской группы значительно активизировалась. Под руководством Паульса Д.Д. в совхозе «Коммунар» и в селе Верх-Бешкиль проводились нелегальные сектантские сборища, на которых верующие обрабатывались в антисоветском духе. В 1952 г. в связи с повторным арестом Паульса за антисоветскую агитацию деятельность этой группы прекратилась»2. Больной Д.Д.Паульс спустя четыре года после десятилетнего заключения в апреле 1952 г. вновь был осужден по ст.58 п.10 ч.Н и ст.58 п.11 УК РСФСР на 25 лет исправительно-трудовых лагерей. В деле Марии Корне-евны Паульс сохранился перевод ее письма: «Моего мужа обвиняют в том, что он в нашем совхозе был старшим учителем по слову божьему и одновременно проводил вредительскую работу. Ему очень тяжело страдать несправедливо».

Несмотря на преследования проповедников, к 1956 г. общины меннонитов насчитывали в селе Верх-Бешкиль 14 членов, в селе Слобо-Бешкильское - 28, в селе Исетское - 34 и в совхозе «Коммунар» - 49 членов, а к концу 1958 г. в Исетском районе организационно оформилась нелегальная сектантская община, насчитывающая до 140 членов, включающая в себя сектантов двух направлений: «церковных меннонитов» и «братских меннонитов», блокирующихся между собой и проводящих совместную деятельность. Ведущую роль в деятельности общины, как указывалось в отчетах КГБ, играли «братские меннониты», которые в целях прикрытия часто называют себя «баптистами». (Секта меннонитов в силу ряда положений религиозной догматики,, в частности требования отказа от службы в армии и характера проводимой деятельности, в Советском Союзе вообще не регистрируется и считается антигосударственной сектой»3.

Теперь трудно восстановить содержание бесед, которые вели между собой меннониты, но по приводимым из справок КГБ цитатам можно отчасти их восстановить. Они говорили о том, «что государству и общественности нет никакого дела до того, как они воспитывают своих детей», что «верующие должны с детства готовить детей к загробной жизни», что «советская власть устраивает на них гонения», «запрещает им свободно молиться лишь только

213

потому, что они немцы», «немцам закрыты все пути к лучшей жизни и их удел только молиться», что в одном из лагерей Пермской области незаконно содержится большое число немцев, потерявших в результате выселения связь со своими родственниками4.

В конце 1950-х гг. в стране началась большая антирелигиозная кампания. Не обошла она и Тюменскую область. Верующие (это были не только немцы, но и представители других национальностей) постоянно находились в центре внимания КГБ и служили объектом для оперативных мероприятий. Так, в 1959 г. аппарат уполномоченного УКГБ в г. Ишим извещал о непорядках на животноводческих фермах совхоза им.Ленина, где «нелегальные группы сектантов лютеранского направления, так называемых «бет-брудеров» &«молящихся братьев»)» возглавляли К.Я.Рейн, А.Я.Юкерт, К.П.Шмидт и Ф.Я.Фендель. Они «обычно по субботам и воскресеньям проводили нелегальные сектантские сборища, на которых присутствовало от 10 до 15-20 человек» . В том же году сообщалось о сектантской группе на ферме Майка Майского совхоза Арбатского района .

Борьба с верующими немцами велась испытанными средствами: Публикация разоблачающих статей, обсуждение на партийном собрании совхоза, на собраниях учителей школ, на собраниях рабочих ферм совхоза. В результате верующие, по сводкам КГБ, прекращали свои собрания.

В разоблачительных статьях верующие немцы представлялись жестокими, коварными и алчными мракобесами. Вот что говорилось о рабочих из Пышминского лесокомбината и Винзилевского участка райпромкомбината в статье «Гнусные проповеди и их проповедники». «Сегодня настала очередь Фрис Шарлотты. У нее с раннего вечера собрались лютеране - «молящиеся братья и сестры». Среди них Андрей Маркер, Андрей Роммель, Яков Суп-пес, Л.Циглер, Марта Беккер и другие <...> Андрей Роммель, привычно орудуя смычком, извлекает из скрипки душераздирающие звуки, а «братья» и «сестры», покорно опустившись на колени и забыв все земное, усердно отбивают поклоны, обращаясь к всевышнему с просьбой снять грехи, накопившиеся у них за время жизни на «бренной земле». И так каждый вечер» . В это же время «хитроумные и коварные сети плетут Иван Фрезе, Корней Паулюс, Петр Сименс и Давид Ремпель - духовные чины незаконно существующей в Исетском районе общины христиан-мен-нонитов и баптистов», которые «ловят <...> живые человеческие души и деньги» .

Примерно то же самое говорилось и на собраниях трудовых коллективов. Вокруг верующих создавалась атмосфера нетерпимости. С проповедниками постоянно велись разъяснительные

214

беседы. Но не все отказывались от своих убеждений. Поэтому вслед за этой антирелигиозной кампанией по всей стране прошли судебные процессы над активистами религиозных движений немцев. В 1962 г. были осуждены А.Я.Юккерт, Я.Леонгардт, ф. Я. Фен дел ь.

Особое негодование у государственных органов вызывала благотворительная деятельность меннонитов и проведение рождественских праздников с вручением детям рождественских подарков. Нейтрализация меннонитов в Исетском районе прошла в 1960 г. посредством привлечения активных проповедников к административной и уголовной ответственности, прикреплением к верующей молодежи агитаторов, агитационной работы, проработок в газетах и на собраниях.

Несмотря на преследования, верующие не отказывались от своих убеждений. Начальник У КГБ докладывал в апреле 1962 г. секретарю обкома, что в Новозаимском, Тюменском, Упоровском и Велижанском районах, а также в городах Тюмени, Заводоуков-ске и Ханты-Мансийске продолжают собираться в частных домах «нелегальные группировки одной из наиболее реакционных лютеранских сект - "бет-брудеров"». Особенно большую обеспокоенность у партийных органов вызывали довольно многочисленные общины в Заводоуковске и Тюмени численностью в 40 человек. Поэтому работники КГБ совместно с работниками милиции и депутатами горсоветов «зафиксировали» верующих в местах их собраний. Проповедники, «которые ранее неоднократно предупреждались о незаконности проведения нелегальных сборищ»: в Тюмени - К.Ф.Роммель, К.Эрлих и А.Ф.Гиль, а в Заводоуков-ске - Ф.Р.Майер, Г.Р.Сихвардт и Гафнер, были привлечены к уголовной ответственности по ст. 142 УК РСФСР9. Идейным вдохновителем среди руководителей религиозных общин был признан Константин Эрлих, который был выслан в Тюмень еще в период раскулачивания10.

Открытые судебные процессы над верующими немцами состоялись 28 мая 1962 г. в Народном суде Тюмени и 22 июня 1962 г. в Народном суде Ялуторского района. Они признали себя виновными, как отмечалось в газетах, поэтому суд был достаточно снисходителен к ним в отношении наказания, ограничившись денежным штрафом, а Гиль был осужден на один год исправительных работ с вычетом 20% из зарплаты11. Тюменской телестудией был снят короткометражный фильм о «зловредной секте» под красноречивым названием «За глухими ставнями», который в назидание показывался в кинотеатрах перед началом демонстрации-фильмов.

Пробст Эрих Шахт позднее приводил в своих мемуарах, изданных в 1997 г. в Германии, воспоминания К.Эрлиха: «Как особо

215

опасных преступников, верующих охранял и сопровождал вооруженный конвой с собаками. В лагере они содержались под вооруженной охраной в специальных бараках. И только благодаря защите Бога верующие не подвергались нападениям лагерных бандитов»12.

В лагере им устроили новое испытание на прочность их веры -за христианскую агитацию назначались наказания. Политический работник сказал К.Эрлиху: «Вам за Вашу религиозную контрреволюционную работу придется и дальше сидеть в лагере. Вам не хватает 25 лет? Вы хотите попасть еще в штрафной лагерь?» В ответ ему Эрлих ответил: «Если так угодно Богу. В штрафном лагере много молодых людей, которые еще не освободились от своих грехов, но если они придут к Иисусу, то они будут спасены для времени и вечности. Наша работа - помогать людям, чтобы они выбрались из нищеты грехов - воровства, убийств и насилия. Мы поем религиозные песни и молимся не только за них, но и за вас, потому что ваша жизнь всегда в опасности...»13

Осужденный проповедник прилежно работал в приусадебном хозяйстве лагеря, за что его ценило лагерное начальство. Несмотря на запреты, он и в лагере имел свой круг верующих и проводил богослужения. Начальник лагеря знал об этом и говорил ему: «Молитесь только тогда, когда я здесь»14. Эрлих пробыл в заключении свыше трех лет, после чего был освобожден по новому закону.

После своего возвращения в Тюмень, Эрлих продолжал активно проповедовать. «В первое же воскресенье община собралась в самом большом доме, потому что многие прибыли из деревень. В этот день служба проходила трижды - до позднего вечера. Во время вечернего богослужения дом был так переполнен, что многие люди стояли рядом с домом и ждали, когда они смогут попасть в помещение. В понедельник в 10 утра его вызвали в КГБ, где продержали 3 часа»  .

По свидетельству Шахта, посетившего во второй половине 1960-х гг. вместе с Эрлихом многие лютеранские общины в Тюменской области, «в городе Тюмени было две лютеранских общины. В Заводоуковском районе были две общины с братьями Фридрихом Майером и Александром Гуксхаузеном, в деревне Ку-лаково с братом Давидом Суписом, в Сорокинском районе с братом Георгом Лакманном, в Упоровском районе с братом Оттр Тросселем и в районе Мисса(?) с братом Конрадом Суппесом» . Во многих местах люди просили их помочь в получении молитвенных домов.

По свидетельствам более позднего времени, в областном центре богослужения  проходили  в  двух  местах,   куда собиралось

216

по 50-60 лютеран. Впоследствии из-за репрессий многие уже не являлись на коллективные богослужения, а собирались в воскресные и праздничные дни по 25-30 человек по своим квартирам и домам. В 1950-е—1960-е гг. за верующими велась неусыпная милицейская слежка. Часто милиционеры старались застать их на месте «преступления» - во время богослужения, и у верующих изымались «орудие их преступной деятельности» - Библия.

После свержения Хрущева в религиозной жизни произошли некоторые послабления, но они лишь незначительно изменили ситуацию. Данных о количестве арестованных и осужденных немецких проповедников до сих пор нет, но известно, что всего в Советском Союзе было арестовано и осуждено в 1961-1969 гг. 500 баптистов. Среди них было много немцев17. Как видно из приведенного выше перечня, в Тюменской области только в 1962-1965 гг. было осуждено примерно десять немецких проповедников - как меннонитов, баптистов, так и лютеран.

Однако главным орудием борьбы с религиозностью немцев было даже не заключение проповедников в лагеря, поскольку все они уже прошли лагеря, и их несгибаемость лишь еще более поднимала их авторитет среди верующих, а запугивание. Именно поэтому судебные процессы над проповедниками широко освещались в средствах массовой информации.

Несмотря на гонения, и проповедники-меннониты, и евангели-ческо-лютеранские проповедники, не получившие специального религиозного образования, но ставшие ими по зову судьбы, продолжали свою благородную деятельность. В Тюмени это уже умершие Константин Эрлин, Давид Супиес, Адольф Гиль, Андрей Пропп и др. Так же домашние богослужения проходили и в деревнях. Проповедник лютеранской общины из села Новосе-лезнево Елизавета Андреевна Давыд вспоминала, что верующие собирались 16 человек в одном доме, читали, молились Госиоду Богу, из этих 16 осталось двое.

Плотный партийный и чекистский контроль за религиозной жизнью немцев продолжался и в 1970-е—1980-е гг. С моим дедушкой, как одним из организаторов «религиозных сходок», люди в штатском регулярно проводили «воспитательные» беседы. Постоянно ощущая на себе давление, он, как и другие проповедники, старался не вовлекать детей в религиозную деятельность, чтобы и они не становились объектом травли. Отчасти именно этим объясняется прерывание религиозной традиции от старших поколений к младшим.

Некоторые верующие переходили из одной религиозной общины в другую - менее преследуемую. Среди немцев определенное распространение получил баптизм. Баптистами становились люди

217

разных национальностей - немцы, русские, украинцы. В Тюменской общине баптистов - официально зарегистрированной и обладавшей своим молитвенным домом - тоже появились гонимые немецкие проповедники. В сводке КГБ от i960 г. среди активистов значился и Роберт Яковлевич Пропп, бывший ранее проповедником разогнанных сект «бет-брудеров» и «пятидесятников»1 . В ноябре 1965 г. он был приговорен к пяти годам лишения свободы.

Были ли эти религиозные объединения действительно сектами, угрожавшими общественному здоровью, или это были обычные этнические общины верующих, которые сохраняли этнокультурные традиции, культивировали нравственность? Очевидно, что все, противоречившее коммунистической идеологии, признавалось сектантством, и, в лучшем случае, допускалась контролируемая православная церковь. Все остальные религиозные объединения, продолжавшие национальные традиции, ставились вне закона и всячески преследовались, как реакционные секты. Этот отпечаток гонимости остался в психологии многих немцев старшего поколения.

Точной информации об уровне религиозности немцев (доле среди них верующих) в послевоенный период нет. Отчасти ее можно обнаружить в архивах КГБ. Социологи нередко проводили, особенно «на местах», псевдонаучные опросы, которые в тех условиях скорее походили на допросы и носили репрессивно-идеологический характер. Неслучайно во всей Тюмени идеологи насчитывали, к примеру, лишь четырех баптистов в молодом возрасте, и только пожилые люди признавались в своей вере. Всего же в Западной Сибири в 1970-е гг. партийные органы насчитывали 10 тыс. баптистов, некоторую часть из которых составляли немцы, -в 20 раз меньше, чем в конце 1920-х гг. Из них в Тюменской области насчитывали, например, «несколько сот сектантов» . Делались выводы о «кризисе сектантства», о том, что в сектах преобладают неграмотные и малограмотные пожилые женщины.

В действительности верующих немцев, особенно среди старшего поколения, было очень много. По некоторым оценкам, доля верующих среди немецкого населения составляла 20-25% °, т.е. намного больше, чем среди других национальных групп (в среднем соотношение верующих к атеистам в СССР можно оценить примерно как 1 к 10). Наибольшую долю среди них представляли лютеране. В Тюменской области до 1990 г. действовали, по относительно достоверным данным Совета по делам религий, шесть лютеранских общин (включая незарегистрированные)21.

Последняя кампания борьбы с религиозностью немцев относится к 1987 г., когда административные органы занимались несанкцио

218

нированными собраниями в Исетском районе на квартире Я.Клас-сена. Они требовали от проповедника регистрации общины22.

Долгие годы немцы, как правило, не имея специальных помещений, собирались на своих квартирах и вели богослужение. Им вера служила прежде всего нравственным утешением и, конечно же, была психологической подготовкой к смерти. Неслучайно наиболее сильно лютеранские (как и католические, меннонитские) обычаи и традиции проявлялись в погребальных обрядах. И до сих пор многие еще оставшиеся в живых старушки и реже старики по воскресеньям ходят друг к другу в гости и поют псалмы на немецком языке. Для многих верующих Библия, которую они привезли еще из дома и хранили все годы ссылки, остается самой ценной семейной реликвией.

Бывшая долгие годы проповедником, Елизавета Андреевна Давыд так проникновенно говорила об этом: «Эта Библия, я считаю, золото. Читаю ее и буду Богу молиться. Без этого не жить. Как растение не может жить без воздуха, так и мы без Господа Бога не можем жить. Вот так. Так же и песенник. Эти две книги меня спасли». Библия стала для многих не только нравственной опорой, но и букварем, по которому они научились читать, учебником жизни. Елизавета Егоровна Руф рассказывала: «Я целый день читала молитву - училась читать». Так и обучилась грамоте.

Религиозность немцев в средствах коммунистической пропаганды выглядела как выражение самых зловредных качеств - фанатизма, античеловечности, мракобесия, алчности. Но в действительности она была средством сохранения нравственности, культуры. В отсутствие религии нередко приходила антикультура, пьянство, хулиганство - качества, встречавшиеся ранее среди немцев крайне редко.

Тяжелый рабский труд, крайне стесненные жилищные условия, преследования религии, разрушение семей сопровождали насильственную ассимиляцию немцев в местах выселения. Все это приводило к подрыву их этнических устоев. Среди части немцев стали появляться такие невиданные раньше явления, как алкоголизм. Лидия Федоровна (урожденная Цисман) вспоминает, что после переезда из Успенки в район ДОКа (деревообрабатывающего комбината) г. Тюмень в начале 1960-х гг. ее поразило, как много среди здешних немцев пьющих людей в отличие от тех, которые жили в селе. Таким образом, на место вытесненных в результате насильственной ассимиляции этнокультурных ценностей приходили худшие образцы советской культуры.

Одно из направлений репрессивной политики советского режима -преследование немцев по религиозным причинам - характеризует весь послевоенный советский период в истории российских немцев.

219

Примечания:

I Вебер В. Советские немцы : Сохранить веру вопреки судьбе// На пути к сво- v боде совести. М., 1989. С.373.

Центр документации новейшей истории Тюменской области (ЦДНИТюО). Ф.124. Оп.150. Д.86. Л.149. ^

3 Там же. Л.150, 151. 1

4 Там же. Л. 152-153.

5 Там же. Д.85. Л.25.

6 Там же. Л.28.

7 Шорохов К. Гнусные проповеди и их проповедники // Сектантские сети. Тюмень, 1959. С.26.

8 Там же.

9 ЦДНИТюО. Ф.3894. Оп.2. Д.41. Л.48.

10 Schacht Е. In Russland erlebt mit Jesus.Lahr, 1997. S.150.

II ЦДНИТюО. Ф.3894. Оп.2. Д.41. Л.49.

12 Schacht Е. In Russland erlebt mit Jesus.Lahr, 1997. S.150.

13 Ibid. S.151.

14 Ibid. S.152.

15 Ibid. S.153.

16 Ibid.

17 Pinkus В., Fleischhauer I. Die Deutschen in der Sowjetunion : Geschichte einen' nationalen Minderheit im 20. Jahrhundert. Baden-Baden, 1987. S.463.

18 ЦДНИТюО. Ф.3894. Оп.2. Д.41. Л.163.

19 Андреев А. Крах иллюзий баптизма//Блокнот агитатора. 1975. № 6.

20 Pinkus В., Fleischhauer I. Die Deutschen in der Sowjetunion : Geschichte einen nationalen Minderheit im 20. Jahrhundert. Baden-Baden, 1987. S. 465.

21 Krindatsch A. D. Protestanten und Lutheraner in Russland - gestern und heute// Osteuropa : Zeitschrift für Gegenwaertsfragen des Ostens. 1995. Heft 7. S.655.

22 Замятин H. Нет прав без обязанностей // Тюмен. правда. 1987. 4 сент.

Последствия депортации

Н.Смольникова, Москва

Национальные репрессии и их влияние на современные этнополитические проблемы немцев Поволжья

Особенности советской национальной политики в отношении российских немцев во многом определили как историческую судьбу этого народа, так и его современное положение. Очевидно, корни сложнейших современных этнополитических проблем российских немцев следует искать в зачастую непоследовательном, произвольном политическом курсе советского руководства, в его репрессивной политике периода Великой Отечественной войны.

Для исследования поставленных проблем нами избрана немецкая диаспора Поволжья, относящаяся к числу наиболее ранних по времени формирования групп российских немцев во внутренних регионах страны. Местная диаспора сложилась после издания в 1762-1763 гг. императрицей Екатериной II так называемых колонизационных манифестов, приглашавших иностранцев селиться в России. Иностранным поселенцам был предоставлен ряд привилегий и льгот при обустройстве в империи. В результате такой политики в 60-х гг. XVIII в. на Нижней Волге было образовано более ста немецких колоний. Немецкая диаспора составила одну из наиболее крупных этнических общностей Нижнего Поволжья и вместе с тем одну из самых многочисленных региональных групп российских немцев.

Источниками для данной работы явились различные по характеру и содержанию материалы. Наиболее многочисленную и значимую группу образовали материалы экспедиционного этнологического исследования, проведенного автором среди немцев Волгоградской области в 1994-1997 гг. В ходе интервьюирования фиксировались воспоминания немцев о депортации, трудармии и возвращении в Поволжье, выявлялись особенности современного положения немецкой диаспоры. Источниками послужили также опубликованные воспоминания, документы и статистические сведения.

История исследуемой поволжской диаспоры складывалась в советский период весьма драматично. Декретом СНК РСФСР от 19 октября 1918 г. была образована Автономная область (Трудовая коммуна) немцев Поволжья, в состав которой вошло четыре

221

уезда Самарской и Саратовской губерний. В 1922 г. территория" немецкой автономии была «округлена» путем включения прилегающих к ней районов. В 1924 г. статус немецкой автономии су-* щественно вырос: область была преобразована в АССР немцев Поволжья.

Вплоть до начала 1940-х гг. местная немецкая диаспора остава-> лась одной из крупнейших в СССР. По данным переписи 1939 г., в АССР немцев Поволжья проживало 366 685 немцев, составлявших 60,4% населения республики. В Саратовской области насчи-| тывалось 42 970 немцев (2,4% жителей), в Сталинградской 23 751 (1% жителей)1.

В 1941 г., после начала Великой Отечественной войны, судьба^ поволжской диаспоры кардинально изменилась. Лояльность немцев к советской власти была поставлена под сомнение. 26 августа? СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление, предусматривавшее переселение всех немцев из поволжской автономии, Саратовской и Сталинградской областей в восточные регионы РСФСР и Казахскую ССР. Постановление содержало перечень краев и областей расселения, а также квоты размещения депортированных немцев. Всего предполагалось переселить 433 тыс. человек. В постановлении указывались меры по проведению этой операции, которую следовало завершить 20 сентября 1941 г.2

Приказом НКВД от 27 августа в Республику немцев Поволжья направлялись сотрудники этого ведомства, работники милиции и красноармейцы. На каждую немецкую семью составлялись учетные карточки. Иногда перепись поручали самим немцам: с присущей им аккуратностью жители сел составляли списки, не зная их предназначения .

Официально объявил о предстоящей депортации Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». Немцы были обвинены в сокрытии в своих рядах шпионов и диверсантов.. Правительство решило переселить всех немцев из Поволжья в Новосибирскую, Омскую области, Алтайский край, Казахстан и соседние местности и наделить переселенцев землей и угодьями в новых районах4.

Очевидно, что обвинения немцев в сотрудничестве с фашистской Германией были лишены всякого смысла. Такое сотрудничество было невозможно по идеологическим причинам . Выселение немцев носило превентивный характер и было, по выражению исследователя Р.Конквеста, «более предостережением, чем наказанием» .

Операция по выселению немцев из Поволжья началась 30 августа. Как показали проведенные автором опросы, трагические события, связанные с депортацией, прочно сохранились в памяти

222

людей. По воспоминаниям респондентов, выселение проводилось в спешке, часто не хватало транспорта, немецким семьям позволяли брать с собой минимум вещей.

В качестве иллюстрации приведем сведения о депортации из села Галка поволжской автономии, сообщенные одним из респондентов. По его словам, в то время как часть жителей уже была выселена, остальные вынуждены были ждать транспорта трое суток. Однако в итоге из-за нехватки транспорта основная масса немецких семей добралась до железной дороги в городе Камышине пешком, преодолев более 40 км.

В места нового расселения немецкие семьи отправляли железнодорожным транспортом. По свидетельству опрошенных, в грузовых вагонах нередко размещали в три-четыре раза больше допустимого числа людей.

Согласно данным НКВД, операция по выселению немцев из поволжской автономии была завершена 20 сентября 1941 г. .из Сталинградской и Саратовской областей - 12 и 18 сентября . АССР немцев Поволжья была ликвидирована, семь ее кантонов вошли в состав Сталинградской (современной Волгоградской) области, остальные 15 - в состав Саратовской.

В новых местах проживания депортированные немцы вынуждены были налаживать жизнь заново. Зачастую не хватало жилья, и в одном доме размещали несколько семей. Так, по воспоминаниям респондентов, в Армизонском районе Омской (ныне Тюменской) области в один дом селили по пять немецких семей. В условиях нехватки продовольствия переселенцам нередко приходилось вести полуголодное существование.

С благодарностью вспоминают многие немцы о тех людях, которые сочувствовали им и оказывали помощь в самое сложное время. Например, одна из опрошенных женщин сообщила, что ее семья была депортирована в Восточный Казахстан и хозяин дома, в котором они жили, отнесся к ним с пониманием. Он поселил у себя всех членов многочисленной семьи (девять человек) и нашел им работу.

Репрессивная политика в отношении немцев, начавшаяся с депортации, нашла свое продолжение в последующих мерах.

В 1942 г. началась мобилизация немцев в рабочие колонны (трудовую армию). 10 января было принято постановление Государственного комитета обороны о мобилизации в рабочие колонны всех мужчин-немцев в возрасте от 17 до 50 лет, выселенных в Новосибирскую и Омскую области, Красноярский и Алтайский края, а также в Казахскую ССР. Мобилизованных предписывалось направить на лесозаготовки, строительство Бакальского и Богословского заводов и железных дорог . 7 октября 1942 г. вышло

223

новое постановление. Оно предусматривало мобилизацию в рабочие колонны всех мужчин-немцев в возрасте 15-16 и 51-55 лет включительно, в том числе переселенных из центральных областей СССР и Республики немцев Поволжья в Казахскую ССР и восточные области РСФСР, и женщин-немок в возрасте от 16 до 45 лет включительно. Их надлежало отправить на предприятия Наркомугля и Наркомнефти9.

В 1943 г. набор в труд армию был продолжен. 19 августа было принято постановление, предписывавшее мобилизовать и направить в угольную промышленность немцев - мужчин и женщин -численностью семь тысяч человек в пределах Казахской ССР, Алтайского и Красноярского краев, Омской, Новосибирской и Кемеровской областей10.

География трудармейских лагерей была довольно широкой - от Коми АССР до бухты Ванино на Дальнем Востоке. Трудармей-ские формирования имелись даже на территории Монголии11. По словам опрошенных автором немцев, побывавших в трудармии, они были заняты на строительстве заводов и шахт, на лесозаготовках и добыче угля и других полезных ископаемых на Урале, в Сибири и Казахстане.

Распорядок жизни в трудармейских лагерях был строго регламентирован. Фактически положение мобилизованных немцев ничем не отличалось от положения заключенных. Трудармейцев водили строем под усиленной охраной и размещали в бараках, окруженных колючей проволокой.

Тяжелые условия жизни и непомерная физическая работа приводили к смертности, порой достигавшей значительных масштабов. По воспоминаниям бывшего трудармейца, из более 19 тыс. немцев, привезенных на строительство Богословского алюминиевого завода, осталось в живых 4 тыс. человек12.

Проведенные автором опросы свидетельствуют о том, что особенно сложно приходилось в трудармии женщинам. Так, одну из опрошенных, депортированную в Сибирь, мобилизовали в рабочие колонны, как только ей исполнилось 16. Пять лет эта женщина проработала в Нижнем Тагиле Свердловской области. Вот что она рассказала о трудармии: «Первое время посылали куда хотели - на стройку, на цемент, копать ямы, столбы ставить в зимнее время, таскать кирпичи и носилки. А мы же молодые были, нам это все трудно было. Я все время плакала. Я плакала целый год, пока привыкала к людям». Другая опрошенная женщина была призвана в рабочие колонны в декабре 1942 г. в возрасте 20 лет. Там же оказались ее сестра и брат. Однажды мобилизованных пообещали освободить, но вместо этого отправили на шахты Казахстана. Всего же эта женщина провела в трудармии пять лет.

224

Трудармейцы нередко были вынуждены оставаться на предприятиях, стройках, шахтах и после окончания войны. Так, в декабре 1945 г. немцы были закреплены за предприятиями Наркомнефти . По данным на 13 августа 1946 г., наибольшее число мобилизованных немцев находилось в распоряжении двух министерств угольной промышленности - всего более 55 тыс. человек14.

В новых регионах проживания немцев был введен режим спецпоселения. Все немцы были поставлены на учет в спецкомендатуру. Главы семей должны были в трехдневный срок сообщать обо всех изменениях в составе семьи в спецкомендатуру. Без разрешения коменданта немцы не имели права отлучаться за пределы района расселения. В 1948 г. было объявлено, что выселение немцев и ряда других народов осуществлено навечно, и за самовольный выезд (побег) было введено уголовное наказание в виде 20 лет каторжных работ  .

Режим спецпоселения был отменен в 1955 г. Однако по-прежнему действовал запрет на возвращение немцев в родные места.

В 1964 г. указом Президиума Верховного Совета СССР немцы были реабилитированы. Через восемь лет, в 1972 г. с них были сняты ограничения в выборе места жительства. Часть немцев вернулась в Поволжье.

Вместе с тем, как показали проведенные автором опросы, некоторым немецким семьям удалось вернуться на Волгу еще в 1950-1960-х гг., несмотря на запреты. Если в селах Саратовской области в конце 1950-х гг. прописку немцам не предоставляли, то соседняя Волгоградская область вследствие нехватки рабочей силы активно принимала немецкие семьи16.

Однако даже в Волгоградской области в 1950-х гг. свободный прием немцев осуществлялся далеко не повсеместно. Как сообщили автору респонденты, порой местные власти отказывались предоставлять прописку немецким семьям в тех селах, из которых они были депортированы, руководствуясь при этом положением указа 1955 г. Этим объясняется тот факт, что прибывавшие на Волгу немцы первоначально нередко обустраивались в других селах, как правило, расположенных неподалеку от родных мест. Одним из результатов этого стало сосредоточение большого числа немецких семей в тех поселениях, где в додепортационный период немцы практически не проживали. Таковы, к примеру, обследованные автором села Дворянское и Лебяжье Камышин-ского района, где до сих пор значительная часть населения -немцы.

Законодательным снятием ограничений в выборе места жительства в 1972 г. в основном завершилась начатая в военный период

225

репрессивная политика в отношении поволжской диаспоры и российских немцев в целом. Рассмотренный выше фактический материал подводит нас к вопросу о причинах и последствиях репрессий этого времени.

Не претендуя на детальный и исчерпывающий анализ причин сложного и многообразного феномена репрессий против российских немцев, хотелось бы вместе с тем выделить наиболее важные, на наш взгляд, моменты. С одной стороны, направленность репрессивных мер против данного народа, безусловно, дает возможность говорить об этнических (национальных) мотивах подобной политики. С другой стороны, действовали, очевидно, и определенные внутриполитические и идеологические факторы, на которые уже указывали многие историки17.

К совокупности этнополитических факторов, на наш взгляд, следует добавить и еще один - международный, значимость которого достаточно велика. Международный фактор, в его проекции на национальную политику, способен оказывать существенное влияние на исторические судьбы целых народов. В этом смысле репрессивные меры, предпринятые против поволжской диаспоры и российских немцев в целом, можно в значительной мере объяснить спецификой отношения советского государства к этническим группам, находившимся на положении национальных меньшинств.

В рассматриваемый нами период немецкая диаспора Поволжья составляла национальное меньшинство, будучи одной из диаспор крупного этноса, имеющего свое государственное образование -влиятельную международную державу. В представлении советского руководства российские немцы были связаны со своей исторической родиной. По этой причине судьба немецкой диаспоры непосредственно зависела от развития отношений СССР с Германией. В кризисные периоды советско-германских отношений эта этническая группа непременно оказывалась в положении «внутреннего врага» и подвергалась дискриминационным и репрессивным мерам.

Репрессии против поволжской диаспоры в период Великой Отечественной войны явились продолжением курса, проводившегося еще в Российской империи. Как известно, подобная политика в отношении российских немцев, в том числе поволжской группы, осуществлялась во время первой мировой войны. Тогда в условиях шовинистической кампании был запрещен немецкий язык в школах и церквах, прекратился выпуск газет на этом языке1 . В 1915 г. все немецкие поселения на Волге получили русские названия. В феврале 1917 г. Николай II санкционировал применение к немцам Поволжья закона об экспроприации земельных вла

226

дений. С весны 1917 г. планировалось начать выселение немцев с Волги в Сибирь19. Только Февральская революция и свержение Николая II помешали осуществлению этих мер.

Сложившаяся в период первой мировой войны практика репрессий против немецкого национального меньшинства была продолжена во время Великой Отечественной войны. Проведенные тогда депортация немцев из Поволжья и ликвидация их автономии нарушили естественный ход этнических процессов.

Одним из последствий репрессивной политики стало существенное изменение содержания и характера этнодемографических процессов в среде исследуемой диаспоры. В результате депортации немецкое население было перемещено в восточные регионы СССР. Процесс возвращения на Волгу затронул лишь часть представителей прежней местной диаспоры, и значительная доля немецких семей осталась в местах бывшего спецпоселения.

По этой причине в послевоенный период численность немцев Нижнего Поволжья оказалась значительно ниже, чем до депортации. В 1970 г., по данным переписи населения, в Волгоградской и Саратовской областях проживало в общей сложности около 25 тыс. немцев. К 1979 г. немецкое население двух областей увеличилось, составив около 38 тыс. человек. По данным последней Всесоюзной переписи населения 1989 г., в рассматриваемых областях проживало немногим более 45 тыс. немцев: 28 008 - в Волгоградской и 17 068 - в Саратовской  .

По сравнению с довоенным периодом существенно сократилась и доля немцев в общей численности населения поволжских областей. Это во многом связано с миграционными процессами военного времени, когда на территорию бывшей автономии перемещали в основном эвакуированное население. Значительный приток ино-этнического населения в Нижнее Поволжье происходил и в послевоенный период в связи с социально-экономическим освоением этого края.

Современный этнический состав жителей поволжских областей характеризуют материалы переписи 1989 г. В рассматриваемых областях наиболее многочисленно русское население, насчитывавшее 89,1% в Волгоградской области и 85,6% - в Саратовской. Значительна также доля украинцев, казахов, татар. Немецкая диаспора, хотя и принадлежит к числу наиболее крупных этнических групп этих областей, вместе с тем имеет сравнительно невысокий удельный вес в общей численности населения: в 1989 г. в Волгоградской области немцы составили 1,1% жителей, в Саратовской - 0,6%21.

Наблюдающаяся в последнее десятилетие активная эмиграция немецких семей в Германию способствует изменению этнического

227

состава региона. Это выражается в тенденции к сокращению численности и удельного веса немецкой диаспоры среди местных жителей.

Послевоенный период был отмечен изменениями в системе территориального размещения немецкой диаспоры Нижнего Поволжья. Вплоть до начала 1940-х гг. доминировали черты компактного расселения, сложившегося еще в период освоения этого региона немецкими колонистами.

Процесс территориального размещения возвращавшихся в Поволжье немцев развивался под влиянием двух противоположных тенденций. Приезжавшие на Волгу немецкие семьи стремились обустроиться в прежних местах проживания, главным образом в районах, ранее входивших в состав автономии. Это способствовало восстановлению компактной формы расселения поволжской диаспоры. Вместе с тем ряд факторов - существовавшие ограничения в прописке немецких семей в родных селах, усиление миграционной активности немцев, увеличение доли городских жителей среди местной диаспоры - способствовал развитию тенденций дисперсного (рассеянного) расселения. Из этих двух отмеченных тенденций в послевоенный период возобладала первая.

В результате к концу 1980-х гг. форма расселения представителей поволжской диаспоры имела отчетливые черты компактности. Ярко иллюстрирует эту ситуацию картина расселения немцев в Волгоградской области в 1989 г. По данным проведенной тогда переписи, в пяти северных районах Волгоградской области, прежде входивших в состав автономии, было сосредоточено 62,1% немецкого населения. В Камышинском районе проживало 25,5% немцев области, в Палласовском - 10,2%, в Жирновском - 9,3%, в Котовском - 8,6%, в Старополтавском - 8,5% 2. В ходе переписи был зафиксирован ряд сельских поселений, в которых немцы составляли от 38% до 56% жителей2^.

Однако в последнее десятилетие значительно усилились тенденции дисперсного размещения немецкой диаспоры. Проведенное автором исследование в Волгоградской области показало существенное снижение за этот период удельного веса немцев среди жителей многих сельских поселений. Для городской местности характерно дисперсное расселение немцев.

К столь же серьезным последствиям, что и в этнодемографи-ческом развитии, репрессивные меры военного периода привели в сфере традиционной культуры и языка немцев Поволжья. Проживание в регионах с численно доминирующим иноэтиическим населением, резкое понижение социального статуса немцев, длительные запреты на функционирование национально-культурных институтов, - все это вело к разрушению традиционного бытового уклада исследуемой диаспоры.

228

Несмотря на то, что в послевоенный период были восстановлены пресса на немецком языке и элементы национальной школы, появились немецкие католические и протестантские общины, все эти меры носили ограниченный характер и не могли существенно повлиять на ситуацию в национально-культурной сфере. Кроме того, созданные культурные объединения в своей деятельности нередко сталкивались с негативным отношением местных властей. Как показали проведенные автором опросы, это особенно ощущали на себе члены религиозных общин.

Репрессивные меры военного периода и сохранявшиеся долгое время ограничения в национально-культурной жизни способствовали расширению межэтнических контактов и развитию процесса ассимиляции в немецкой среде. Вплоть до начала 1940-х гг. этому препятствовало преимущественно компактное расселение немцев на Волге, функционирование национально-культурных институтов и значительная доля сельских жителей, приверженных традиционному укладу.

В военный период условия сохранения этнической самобытности поволжской диаспоры были разрушены и произошло резкое ускорение темпов ассимиляции. В то же время ассимиляции способствовали и общие для большинства советских народов факторы этнонационального развития послевоенного периода: увеличение доли смешанных браков, перемещение из сел в города, усиление миграционной подвижности, быстрое распространение стандартных форм культуры.

Именно ассимиляция стала доминирующей в этнических процессах, протекающих в поволжской диаспоре. Это выражается в утрате элементов традиционной культуры и языка немцев и восприятии культурно-языкового комплекса иноэтнического окружения, главным образом русских.

Получившая широкое распространение ассимиляция в неодинаковой степени затронула разные сферы традиционно-бытовой культуры поволжской диаспоры. В наибольшей степени результаты ассимиляции заметны в материальной культуре. В сфере духовной культуры вплоть до настоящего времени продолжает сохраняться основная этническая специфика немецкой диаспоры  .

Последствия репрессивной политики существенно сказались и на национальном языке немцев Поволжья.

Следует отметить, что изначально основу разговорного варианта немецкого языка этой группы составили диалекты. На Волге, за исключением меннонитских колоний, были представлены только средненемецкие говоры. Проводниками немецкого литературного языка прежде служили церковь, школа, печать. Но и этот вариант языка носил окраску диалекта  .

229

Депортация немцев нанесла сильный удар по институтам, через которые передавались знания немецкого литературного языка. Запрещение церковных служб, упразднение национальных школ и прессы способствовали тому, что распространялся лишь разговорный вариант языка.

В то же время усиление межнационального взаимодействия немцев с другими этническими группами в последепортационный период вело к разрушению основ функционирования немецкого языка как средства общения. Следствием этого стало массовое распространение в поволжской диаспоре русского языка. По словам респондентов, к началу 1940-х гг. многие немцы слабо владели русским языком или не владели им вовсе.

К настоящему времени этноязыковая ситуация кардинально изменилась. Уровень языковой компетенции в сфере русского языка представителей всех возрастных групп поволжской диаспоры весьма высок, тогда как степень владения немецким языком существенно снизилась. Теперь знания немецкого языка сохраняются, главным образом, в старшем и среднем поколениях.

В послевоенный период в условиях перехода немцев к общению на русском языке сокращалась доля тех, кто считал своим родным языком немецкий. Как следует из табл. 1, этот процесс по-разному развивался в Волгоградской и Саратовской областях. В Волгоградской области в 1970-1989 гг. указанная тенденция приобрела устойчивый характер. В Саратовской области в 1970— 1979 гг. наблюдалась противоположная тенденция, которая объясняется, очевидно, массовым притоком туда немецкого населения в этот период. О современной ситуации свидетельствуют данные проведенного автором исследования 1994-1997 гг. в Волгоградской области: немецкий язык признали родным около половины опрошенных представителей местной диаспоры.

Из двух распространенных среди поволжской диаспоры языков гораздо большую роль в послевоенный период стал играть русский, являющийся средством межэтнического общения. Возросшее значение этого языка свидетельствует об активно развивающейся в языковой сфере ассимиляции, которая приобрела не менее широкие масштабы, чем в сфере традиционной культуры.

Таблица /. Динамика распределения немцев Волгоградской

Область

1970

1979

1989

Волгоградская

65,7

53,4

50,5

Саратовская

36,4

45,8

44,5

230